Главная » Статьи » Дворцово- парковый комплекс |
Труды Петра Великого
Как всякого коллекционера, Павла Петровича Свиньина интересовало все, что
было связано с известными историческими лицами, и особенно, с Петром I. Поэтому
неудивительно, что почетное место в его собрании занимало «Трюмо или рама для
зеркала», выполненная руками самого императора. «Труды Петра Великого», –
торжественно сообщал Павел Петрович, описывая историю приобретения этого
редкого экспоната.
История, действительно, была любопытной. Несколько часов на лошадях ехал Павел Свиньин по Ропшинской дороге, чтобы поспеть еще до начала аукциона взглянуть, не осталось ли чего примечательного в старом Ропшинском дворце, содержимое которого готовилось к распродаже после смерти последней владелицы. «Осматривая Ропшу в 1820-м году, я нашел в одном погребу наваленную кучу разных обломков из орехового дерева и полюбопытствовал спросить у сопровождавшего меня начальника Ропши Г-на Лалаева, откуда эти щепы и что составляли. «Это было Трюмо в старом Дворце Петра Великого, и, говорят, собственной его работы» – отвечали мне. Тут равнодушие мое переменилось в необоримое желание приобрести сие сокровище. Здесь должно заметить, что Петр I имел в Ропше Дворец для частных приездов своих туда, когда проводил он воду из Кипени в Стрельну и Петергоф для фонтанов и каскадов, причем сам распоряжал земляною работою. Тогда вероятно он сделал себе и сию удивительную мебель, занимаясь, как известно, ежедневно по нескольку часов точением и резною работою. Ропша долго оставалась в забвении, когда после известного в ней происшествия с Петром III, подарена была Екатериной II князю Г.Г. Орлову. Князь продал ее, или лучше сказать дал в придачу к славному алмазу, купленному им от Ивана Лазарева. Сей последний, при всем тонком уме своем, не почувствовал цены сокровища, приобретенного им за скудный бриллиант. И, как истый армянин, он сломал старый Ропшинский Дворец, приходящий в упадок, а вещи, в нем бывшие, роздал по родным своим и знакомым, в том числе Трюмо сие, как лучшую из них подарил жене своей. Но, кажется, и она также не обратила на него внимания своего, и Трюмо из Дворца в Ропше перенесено было в сырую кладовую, где скоро пришло в ветхость и развалилось, ибо полувековая ржавчина покрывала его, когда после смерти Лазаревой, я приобрел его себе. Но сколько в первые минуты обладания я радовался, столько приведен был в отчаяние недоумением, что мне делать с сими священными обломками, состоящими из нескольких тысяч кусков. Я призвал славного столяра Гроссе, у коего находился в то время подобный Барельеф из орехового дерева, за который просил он 15000 руб., но он начисто отказался заняться сим делом, уверяя меня, что нет возможности ничего составить из этой дряни. Прогнав кичливого француза, к счастию, я вспомнил о земляке своем, костромиче Василе Захарове, весьма искусном резчике, живущем в крайнем бедности. Он как истинный Россиянин, не приходящий ни от чего в затруднение, тот час же начал со мною разбирать обломки, откладывая по приличию один к одному. Более недели мы с ним трудились, чтобы отгадать форму, какую имело Ропшинское Трюмо, наконец, терпение наше было вознаграждено – мы дошли до первоначального его образования и увидели изящнейшую форму, несмотря на множество недостающих членов, в лавровых деревьях больше половины листьев, бордюрки вокруг зеркала нашли один только вершок. Но мой смышлёный предприимчивый Захаров не убоялся сего и взялся все исправить по оставшимся образчикам. Он сдержал свое слово: Трюмо вскорости приведено им было в первобытное совершенное его состояние, и переделки весьма мало видны. При чистке нашли и имя знаменитого художника вырезанными в 2-х листах под титлами на охотничьих сумках: «Петр I. 1711 г.» Рассматривая Трюмо сие нельзя не заметить, что каждая вещь сделана с мыслью, что все вместе составляет нечто целое – великолепное, достойное украшать царские чертоги, несмотря на изменившийся вкус и понятие о красоте убранства сего рода; на лавровых деревьях, составляющих боковые рамки зеркала, сидят по Орлу, распустившему крылья, как будто в намерении спорхнуть; между ними Дуб, на сучьях первых повешены по сумке, колчану, луку и охотничьему рогу. Внизу барельеф, составленный из богатой добычи звериной ловли, прикрытой сетями, как-то: оленя, зайцев, куликов; тут же и Собака, стерегущая их, ружье и нож. Все отделано с величайшей тщательностью, особенно древесные стволы. Трюмо сие вышиной 3, шириной 2 аршины, весит около 10 пудов». «Зеркало вмонтировано в деревянное резное панно. Тема охоты, избранная для его украшения, очевидно, не была случайной: Ропшу окружали густые леса, где Петр I часто охотился, а резьба по дереву, как и токарное дело, было любимым его занятием в часы отдохновения от дел государственных. «Петр выписывал ремесленных людей и сам весьма искусен был в резании, точении и других ремеслах», – писал Павел Петрович Свиньин. Воссоздавая сие «Царское трюмо», Павел Петрович Свиньин проявил себя сразу в нескольких амплуа. Помимо коллекционного азарта в нем обнаружился дух подлинного музейщика, организатора экспедиций, предпринятых с целью поиска нового материала. Кроме того, восстанавливая Трюмо, как сам выражался, «из щеп», П.П. Свиньин проявил себя и в качестве талантливого реставратора. Позднее, он исколесил всю Россию, чтобы пополнить свой «Русский Музеум» новыми уникальными экспонатами, среди которых своё достойное место занимало Трюмо из Ропши работы Петра Великого. Список литературы: 1. Свиньин П.П. Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум Павла Свиньина, 1829 года. – СПб.: 1829. 2. ГТГ. № 157. П. 9080.20996. Л. 79-82. 3. Свиньин П.П. Достопамятности Санкт-Петербурга и его окрестностей (Ч. 1-5), – СПб.: 1816-1828. 4. Свиньин П. П. Достопамятности Санкт-Петербурга. – СПб.: 1997, С. 90. «Отечественные записки». – СПб.: 1820. Ч. 61. № 5. | |
Просмотров: 2488 | | |
Всего комментариев: 0 | |